«Партизанинг я уважаю»

Ксения Мокрушина, выпускница факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ, магистр Массачусетского технологического института (США), рассказывает о перспективах развития городского экологического планирования в России.

— Ксения, давайте начнем с начала, со времени вашего поступления в университет. Почему вы выбрали Высшую школу экономики?

— В моем родном городе Сарове есть три сильных школы. Одна из них с физико-техническим уклоном, вторая — математическая, а третья ориентирована на гуманитарные предметы и иностранные языки. В ней я и училась, много занималась языками, но и математикой. И уже в школе я понимала, что заниматься в чистом виде ни тем, ни другим мне не интересно, меня привлекали области, связанные с экономикой и международными отношениями. В девятом классе мы с мамой штудировали информацию обо всех основных вузах экономического профиля, и среди них Вышка оказалась самым интересным и прогрессивным университетом, после окончания которого можно было продолжить образование за границей. Я поступила на подготовительные курсы филиала ВШЭ в Нижнем Новгороде. В десятом классе курсы проходили в Сарове, а в одиннадцатом я уже ездила каждые выходные в Москву, так как я решила поступать в московскую Вышку. В мае 2003 года проходила Межрегиональная многопрофильная олимпиада Вышки, по итогам которой я и поступила на факультет мировой экономики (сейчас факультет мировой экономики и мировой политики), потому что там, помимо экономики, можно было продолжать глубоко изучать языки.

— Вы вместе с родителями выбирали экономический вуз, они экономисты?

— Нет, родители у меня из науки, работают в Российском федеральном ядерном центре уже 27 лет. Я не очень интересовалась наукой, и у меня с самого начала не было желания идти по их стопам.

— Факультет мировой экономики и мировой политики ВШЭ традиционно ассоциируется с хорошей языковой подготовкой. Какие языки вы учили во время учебы?

— Хотя в школе я учила английский и немецкий, в вузе выбрала английский и французский, который мне нравился гораздо больше немецкого. Хотя с точки зрения трудоустройства, мне кажется, что ребята, которые учили японский и китайский языки (особенно китайский) сейчас более востребованы, чем те, кто владеют европейскими языками.

— Сейчас, когда прошло уже достаточно времени после окончания учебы, как вы оцениваете то, что вам дало обучение в Вышке?

— ВШЭ — это бренд, который открывает многие двери. Для лучших работодателей в Москве это, несомненно, знак качества. А в плане академических знаний у меня сложилось общее понимание мировой экономической системы, того, как функционируют международные организации. Еще появилось понимание поля деятельности, где эти знания могут быть применимы. Плюс к тому, экономическое образование является хорошей базой для любой профессиональной деятельности и второго высшего образования в будущем. Так что, прежде всего, учебу в ВШЭ я рассматривала как платформу для прыжка дальше.

— Как строилась ваша профессиональная карьера, что на нее повлияло?

— После третьего курса летом я проходила стажировку в «Проктер энд Гембл». Проведя там три месяца, я поняла, что менеджерская работа в корпорациях — это не мое, и в корпоративный бизнес я вряд ли когда-нибудь вернусь. Мне было гораздо интереснее работать в Институте торговой политики ВШЭ, где я занималась проблемами ВТО. У меня была замечательный научный руководитель Татьяна Александровна Трудаева, которая в меня поверила, помогла мне принять участие в летней школе в Канаде по моей специализации — торговой политике. Я хотела заниматься этой темой и после университета в международной организации.

На четвертом курсе меня взяли на летнюю стажировку в московский офис Всемирного банка, но проектов по ВТО в тот момент в банке не проводилось. Зато активно развивалась программа финансирования регионов. До этого Всемирный банк работал с регионами только через федеральное правительство, а к 2007 году банк разработал механизм прямого взаимодействия с региональными правительствами. Меня подключили к этому проекту, и я занималась исследованием экономического и финансового положения регионов, их кредитных рейтингов, состояния бюджета и рядом других вопросов. Пока я доучивалась в университете, у меня был контракт с очень гибким графиком, поэтому было время ходить на занятия и писать магистерскую диссертацию.

— Как получилось, что вы стали заниматься вопросами городского планирования и энергоэффективности?

— Один из проектов Всемирного банка, в котором я принимала участие, был посвящен исследованию потенциала энергоэффективности в России. Тогда в России мало кто говорил об энергоэффективности, и для меня это было совершенно новой темой. Но у меня был замечательный руководитель и проектная команда. Было безумно интересно делать исследование и развивать тему энергоэффективности в России. Я чувствовала, что занимаюсь очень важной темой, от которой зависит состояние всей экономики России. Отчет, который мы написали, передали В.В. Путину, после чего был принят указ о сокращении энергоемкости российского ВВП на 40 процентов и началась работа над федеральным законом об энергоэффективности. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что именно это исследование по энергоэффективности предопределило всю мою дальнейшую профессиональную деятельность, и сама работа во Всемирном банке с моим менеджером и командой заложили основы профессионализма и требованиям к качеству моей работы. Без этого опыта я не поступила бы в MIT.

— А как случилось, что вы решили поехать в магистратуру Массачусетского технологического института (MIT)?

— Мне всегда хотелось получить западное образование и стать международным специалистом. Учитывая, что во Всемирном банке я три года работала в области энергоэффективности, транспорта и ЖКХ (в целом, по вопросам городской инфраструктуры), в том числе на уровне муниципальных правительств, то неудивительно, что у меня появился профессиональный интерес к тематике городского планирования. Такой академической дисциплины в России в тот момент не было (она только-только оформляется сейчас в рамках деятельности Высшей школы урбанистики НИУ ВШЭ). Учиться хотела в США, тщательно выбирала магистерскую программу, изучала университеты, рейтинги, смотрела на наличие в программах курсов по городской энергоэффективности. MIT всегда был для меня мечтой, еще до того, как я занялась серьезными поисками магистерской программы по городскому планированию. Оказалось, что у них была лучшая программа городского планирования в США, причем с очень сильным компонентом энергетических исследований, как я и хотела.

Так как сама я не смогла бы заплатить за образование (плата только за обучение составляет 40 тысяч долларов в год, не считая расходов на проживание), мне нужна была стипендия. Я подала на стипендию Фулбрайт, прошла по конкурсу программы и, уже имея грант, поступала на магистерскую программу по городскому планированию. Весь процесс был очень сложным, тем более, что я продолжала работать во Всемирном банке. Готовиться к конкурсам Фулбрайта и поступлению приходилось по ночам. Весь процесс занял у меня почти полтора года. Если бы в школе мне кто-то сказал, что я буду учиться в MIT, я бы не поверила, но меня приняли. В MIT я была одной из очень малого количества русских студентов. Полгода назад я закончила обучение и вернулась в Россию заниматься городским планированием. По условиям Фулбрайта, я не могла остаться работать в США.

— С чем сейчас связана ваша профессиональная деятельность?

— Городское планирование — это очень широкая дисциплина, которая включает в себя и социально-экономические вопросы, и экологию, и транспорт, и вопросы муниципального управления и многое другое. Я занимаюсь разработкой городской политики в области городского устойчивого развития и экологии. Под городской политикой понимают законодательство, добровольные стандарты, механизмы управления, инструменты финансирования и тому подобное. Меня наиболее интересуют вопросы городской энергетики и энергоэффективности, эко-строительства, «зеленого» городского дизайна, развития общественного транспорта и общественных пространств. Это то, в чем я специализируюсь и чем хочу заниматься.

К сожалению, в России эти направления пока не развиты. Более того, эти проблемы у российских специалистов пока и не ассоциируются с городской экологией, куда традиционно включают вопросы качества воды и воздуха, сохранения зеленых массивов и биоразнообразия. В западных странах к городской экологии подходят более комплексно, там эти вопросы неразрывно связаны с качеством жизни и развитием «умного» города. В России ведутся отдельные точечные проекты: активно работает Совет по зеленому строительству, правительство Москвы также начинает думать о проблеме городской экологии в рамках нового Мастер плана, возможно, в Сколково удастся создать инновационные экологичные городские формы. Сейчас при участии MIT мы ведем там исследование по энергетике, которое должно стать основой курса для магистерских и докторских программ Сколковотеха. Но все же системно в нашей стране вопрос экологического городского планирования пока не рассматривается и вряд ли будет в ближайшее время. Уровень развития общества пока не тот, да и много других насущных проблем в российских городах. Мои студенты, например, скептически относятся к тому, что я им рассказываю о западном опыте зеленого планирования. Просто они не видят возможности применять его в российских городах, в своей непосредственной работе.

— Какие курсы вы читаете?

— Я читаю курс, посвященный современным подходам к городскому планированию в Высшей школе урбанистики НИУ ВШЭ. Сюда относятся вопросы «умного» и «зеленого» планирования. Когда, еще будучи в США, я узнала, что в Вышке открывается программа по урбанистике, то поняла, что не могу не принять в этом участия. Ведь в России практически нет профессиональных урбанистов. Я позвонила Александру Аркадьевичу Высоковскому, рассказала о своих исследованиях, и вот уже несколько месяцев я сотрудничаю с Высшей школой урбанистки. Это мой первый опыт преподавания, и мне неожиданно понравилось. Чувствую в этом особый драйв и профессиональное удовлетворение, хотя мне не хотелось бы преподавать на постоянной основе. Все же, прежде всего, я исследователь и практик.

— Как вам кажется, что может изменить сложившуюся ситуацию? Есть ли шансы у городского экологического планирования в России?

— Для того чтобы эта сфера развивалась, нужен общественный запрос или конкретные заказчики проектов, а здесь ни того, ни другого нет. На российском рынке городского экологического планирования пока не востребованы услуги даже лидирующих консалтинговых компаний. Экологическое качество городской застройки в России пока никому не интересно. Но так не может продолжаться бесконечно. Я думаю запрос, скажем, на зеленое строительство, появится с резким ухудшением качества жизни в существующем жилом фонде, построенном 50-60 лет назад и не удовлетворяющем никаким стандартам. Этот вопрос уже стоит ребром. Когда придет время что-то делать с этим массивом, может быть, и начнется поиск новых стандартов качества жизни, а значит, и экологического строительства. Встанут вопросы, из каких материалов строить, сколько денег жители будут тратить на энергоснабжение, и тому подобное. Например, в Китае, где гораздо активнее, чем у нас, развиваются идеи зеленого планирования, до последнего времени, как и у нас, был бум строительства многоэтажек — не самого комфортного и экологичного варианта жилья. И сейчас китайцы начинают искать новые формы городской застройки, которые требовали бы меньше энергии, и при этом были бы более комфортны.

— Как вы относитесь к неофициальным акциям различных активистов в сфере городского планирования, например, таким как партизанская карта московского метрополитена?

— Партизанинг я очень уважаю. Такие движения по всему миру играли важную роль в улучшении городской среды. И в России они крайне важны. Это особый тип планирования «снизу вверх», проявление общественного неповиновения, когда просыпается активное самосознание горожанина, без которого в обществе не может быть сформирован запрос на изменения в городе.

— Планируете ли оставаться в России? Каковы ваши профессиональные амбиции?

— С одной стороны, в нашей стране специалисты по городскому планированию не могут найти себе применения и вынуждены строить свое будущее за границей, где никого не нужно убеждать, что качество городской среды важно. А с другой, я бы, может быть, здесь осталась, если бы мне дали возможность нормально жить и зарабатывать в сфере моих профессиональных интересов. Именно в России я могла бы стать специалистом с уникальными знаниями. Несмотря на то, что любые проекты здесь даются большой кровью, сама жизнь здесь очень интересная и динамичная. В Москве можно быстро построить карьеру из ничего, что практически невозможно сделать, скажем, в Штатах, где карьерные стратегии давно уже предсказуемы и регламентированы. При этом, к сожалению, в Москве очень низкое качество жизни. В идеале мне хотелось бы жить в двух ритмах: скажем, месяц за границей, месяц в Москве. Мне очень важно часто видеть свою семью и друзей в России. Я буду стараться найти работу в западной компании или лаборатории, которая работает по проектам в России.

А вообще, в России лучше принимают российских специалистов, если у них уже есть имя и репутация за границей. Так что в ближайшие пять-семь лет я планирую накопить высококлассный профессиональный опыт за рубежом, а потом буду искать возможность работать в России. Может быть, к тому времени как раз городская экология наконец станет здесь профессией.

 

Людмила Мезенцева, Новостная служба портала ВШЭ